3 poems
Picasso’s Violin
In light shadow on marble the tremble of the chandelier.
In the name of the happy half-sufferer,
all upliftedness of suffering was manifested on the little wooden plaque with golden shimmering lines the kingdom of shadow through nervous angles.
And the long torso of the musician, carved up with his cinched vest, was a continuation and a curve of the weary fingerboard. The hidden parts of the spirit and the land of white walls was charmed by that genius little twist of the violin, and became the mist of white music that, having sunk into a muted world, leads away from objects.
Spoiled sufferer with the pale blue-colored face on the couch, prostrating out his exhausted arms and lifting his long chin towards the light.
Like him, the flowers were almost dying in the crystal vase filled with water.
Скрипка Пикассо
Въ светлой тени на мраморе трепетъ люстры.
Въ имени счастливого полустрадальца,
всю поднятость мучений на дощечке съ золотымъ блескомъ чертъ выразило королевство тени нервными углами.
И длинный корпусъ музыканта, вырезанный втянутымъ жилетомъ, былъ продолжениемъ и выгибомъ истомленнаго грифа. Изворотикомъ гениальнымъ скрипки очаровано скрытое духа и страна белыхъ стенъ, и насталъ туманъ белой музыки и потонувшее в миръ немоты, уводящее изъ вещей.
Избалованный страдалецъ съ лицомъ изсиня бледнымъ на диване, простерши измученныя руки и протянувъ длинный подбородокъ къ свету.
И какъ онъ, почти умирали цветы в хрустальном стакане съ водой.
Gentle Fool
There lived among the untameable, stormy mountain peaks a tiny man: proud, weakish with pretty eyes – a little dirty, a little sweaty. He peered at flowers, at trees, at the stars. He was somewhat afraid of thunderstorms, but he loved them all the same. He had a tuft of hair on his forehead, like a young colt starting to grow his fringe. He was ill, sickly, ailing, he shuddered from the cold. Even fleas bullied him, and this was more than he could handle. He loved warm baths, as they are prepared for children.
While the water caressed his skin, he thought: “What does the wind talk about? What does it say? How lovely.”
The spruces said: “We’ll nod at him in the window. He is like a child.”
He, for whom they swayed in front of the window on a dark autumn night, has dreams. He has had them all his life.
He was often alone. He very much loved people, became too attached to them, his tuft of hair was too gentle and it happened that he was left alone.
Ah, to whom the crowned peaks nodded in the window!
Нежный Дурак
Жил среди неукротимых бурных и гордых вершин человечишка: слабоватенький, вялый, с милыми глазами — грязноватенький, потноватый. Заглядывался на цветы, на деревья, на звёзды. Немного боялся, небось, грозы и любил её. Вихорок у него был на лбу, как у молоденького жеребёнка начинающаяся чёлка. Болел, хирел, хворал, зябнул. Блохи его обижали, ни с чем он не умел справиться. Любил тёпленькую ванну, как детям делают.
В то время, как его ласкала вода, он думал: «О чём говорит ветер? О чём говорит? Как хорошо».
Ёлки сказали: «Кивнём ему в окно. Он всё одно, что ребёнок».
А тому, у кого они закачались перед окном тёмной осенней ночью, — снятся сны. Всю жизнь потом снятся.
Он часто оставался один. Он очень любил людей, слишком к ним привязывался, вихорок у него был нежный, а пришлось оставаться одному.
Ах, кому венчанные вершины кивнули в окно!
At the Sand Dunes on a Sky Blue Day
There stand the tsars, crowned with candles…
In the free, — free upper air, above the crown of tsars, an empty flagpole bores tenderly into the blue…
Here I make a vow: never to be ashamed of my true self. (The true self that writes poems which nowhere are printed). Not to be embarrassed, when entering a drawing room, and, no matter how many unpleasant guests are there, — not to forget, that I am a poet, not a louse…
And to never desire to be published in their magazines, not to be like everyone else, and not to take the lives of animals.
Why do I think like this?
A Poet is a giver, not a taker of life….
Look, how the goodly the world is, — washed clean by the sun and already — it believes in your feelings and your future writings and looks at you with gratitude…
A Poet is a giver of life, and not an aggressor, a taker. And I promise to not hesitate to tell elegant hunters — no matter how attractive they are — that they are scoundrels, scoundrels!
And let no one court me, I am strong!
But will I keep my word?.. Will I keep it?
I clench my fists, but I am alone, and surrounded by majesty.
All this quickly leaves me…
My hand lifted a stone and hurled it… spiraling, it traced an arc over the edge of the forest, in blue country…it was all its life on the earth, and suddenly my hand gave it flight… Did it feel bliss, flying through the blue sky?
У Песчаного Бугра в Голубой День
Вот стоят цари, увенчанные свечами...
В свободной, — свободной высоте, над венцом царей, пустой флагшток нежно сверлит голубизну...
Здесь я даю обет: никогда не стыдиться настоящей самой себя. (Настоящей, что пишет стихи, которые нигде не хотят печатать). Не конфузиться, когда входишь в гостиную, и, как бы много ни было там неприятных гостей, — не забывать, что я поэт, а не мокрица...
И не желать никогда печататься в их журналах, не быть, как все, и не отнимать жизни у животных.
Почему я и это думаю?
Поэт — даятель, а не отниматель жизни.…
Посмотри, какой мир хорошенький, — вымытый солнцем и уже — верит в твое чувство и твои будущие писания и глядит на тебя с благодарностью...
Поэт — даятель жизни, а не обидчик-отниматель. И — обещаю не стесняясь говорить элегантным охотникам, как бы они ни были привлекательны, что — они подлецы — подлецы!
И пусть за мной никто не ухаживает, я сильна!
Но сдержу ли я свое слово?.. Сдержу ли я его?
Я сжимаю кулаки, но я одна, и кругом величественно.
Это быстро у меня проходит...
Моя рука подняла камешек и бросила... кружась спиралью, он очертил арку над краем леса в голубой стране... Он был всю жизнь на земле, и вдруг моя рука дала ему полет... Пролетая голубизну, — блаженствовал ли он?
Elena Guro was the most prominent female artist in the Russian Futurist movement of the early 20th century, yet for decades Russian critics have overlooked her as an aberration in a predominantly ‘masculine’ literary movement. While Guro’s work is undeniably different from her fellow Futurists, her syntactically experimental poetry adds depth to the Futurist concept of the liberation of the word.
Shelby Wardlaw is a writer and translator from Austin, Texas. In 2016, she received an M.A. in Comparative Literature from the University of Colorado, Boulder. She is currently finishing up an M.F.A. in Fiction at Columbia University, where she also teaches in the Undergraduate Writing Program. Her fiction has previously been published in Drafthorse Literary Journal. She is working on a dystopian novel set in Texas.